Введение в феноменологию Эдмунда Гуссерля - Роман Витольд Ингарден

этом случае они демонстрируют сильный сдвиг вправо. Со ссылкой на Допплера этот факт интерпретируют таким образом, что красное смещение есть «signum» того, что соответствующая галактика с очень большой скоростью удаляется от нас. Ее удаление находится в пропорциональном отношении к отдаленности от Земли: чем дальше, тем быстрее. Делают фотоснимки тех случаев, когда такие галактики отдалены от нас на несколько миллиардов световых лет, а скорость составляет уже 80% скорости света. В этом случае линии К и Н очень сильно сдвигаются вправо. И тогда физик говорит: «Ага, вот видишь, это значит, что в действительности происходит то-то и то-то». Следовательно, красное смещение — не просто какой-то самодостаточный (fur sich) факт, но феноменальный знак чего-то совсем другого. Факты, которые даны в восприятии в ходе эксперимента, немедленно истолковываются в качестве явления некоего факта в физическом мире. Дюгем, французский эпистемолог, утверждает, что любой факт в естествознании уже есть результат некой теории. «Факт» — это не то, что воспринимается просто так, без какой-либо теории. Без теории вообще нет никаких естественнонаучных «фактов». Только в том случае, если мы знаем теорию линии Фрауэнхофа и закон Допплера и в их свете истолковываем красное смещение в световом спектре той или иной галактики, только тогда истолкованное таким образом красное смещение будет «фактом». Когда мы исследуем так называемые космические лучи (то есть частицы, из космического пространства падающие на поверхность земли и проходящие здесь через любое препятствие), возникают аналогичные «факты». Набор фотопластин посылают в атмосферу (на высоту ок. 20 км); и когда их возвращают вниз, выясняется, что на этих пластинах имеются небольшие черные «звездочки». Здесь что-то произошло. Светочувствительная субстанция пластины подверглась изменению, поскольку что-то произошло. Эти звездочки наблюдают в микроскоп и «видят» пересекающиеся линии как следы движения маленьких частиц. Эта «звездочка» — след катастрофы в мире атомов: атомное ядро расщеплено альфа-частицей или мезоном, и его части разлетелись в личных направлениях, а следы их путей отпечатались на пластине. Исходя из величины углов между, лучами такой звездочки можно вычислить энергию частиц до и после коллизии. Из этого возникла новая теория «элементарных частиц». Такая «звездочка» — это чистый, воспринимаемый без теории факт. Но для физика она не просто какой-то рисунок на пластине, но след катастрофы, произошедшей в мире атомов. По ней можно прочесть, что за катастрофа здесь разыгралась; можно также поставить вопрос, что за атом имелся здесь до катастрофы, и что с ним произошло. Все это можно вычислить. И только после вычисления, только после этой интерпретации <соответствующих данностей> «звездочка» становится физическим фактом, проявленным в феномене, но интерпретированным посредством теории.

Такова, следовательно, «трансцендентность» физической вещи относительно опыта, многообразия различных, связанных друг с другом восприятий. Физический факт в этом смысле (вещь, процесс, событие) никогда не дан сам; на его присутствие указано в том, что нам дано непосредственно, и все же только с помощью теории оно определяется точно.

Я перехожу к четвертому теоретико-познавательному понятию трансценденции. Этим понятием мы обязаны Канту, точнее, его «Критике чистого разума». В ней проводится различие между миром явлений и миром вещей в себе. Мир явлений — это мир воспринятых вещей и процессов. «Явление» не есть, — как мы могли бы предположить сегодня, — некий аспект или некое восприятие, но [воспринятое], например, увиденный стакан воды; напротив, вещь в себе есть то, что вообще непознаваемо.

Почему по Канту оно непознаваемо? Потому, что оказывают свое воздействие субъективные, причем трансцендентально-субъективные факторы, а именно, априорные формы созерцания, пространство и время, и система категорий. Формы созерцания Кант разбирает в первой части «Критики чистого разума», в так называемой «трансцендентальной эстетике». Кантовская эстетика — это теория, если так можно выразиться, априорных структур данного в восприятии. За ней следует вторая часть, трансцендентальная логика, которая содержит в себе теорию категорий, системы категорий, и прежде всего трансцендентальную дедукцию категорий (чистых понятий рассудка). Во втором издании эта «дедукция» была дана в совершенно новой редакции. Это важнейшая часть всей философии Канта. Результат заключается в утверждении, что априорные формы созерцания и чистые понятия рассудка обеспечивают нам возможность познания, как говорит Кант, объективного познания: поскольку все мы имеем одни и те же категории и одни и те же формы созерцания, у нас есть общий мир явлений. Но, с другой стороны, применение этих априорных форм влечет за собой некую трансформацию, феноменальную трансформацию действительности; тем самым мы оказываемся отрезанными от мира вещей в себе.

Как я уже упомянул ранее, существуют различные интерпретации трансцендентальной философии Канта. Одна из них говорит, что система категорий и формы созерцания сущностно необходимы для любого возможного субъекта познания вообще. Хайдеггер сузил эту интерпретацию, прибавив: для любого «конечного субъекта познания», которого он противопоставил intellectus archetipus, т.е. Богу, не принужденному познавать мир в этих структурах. Но если не истолковывать кантовскую точку зрения по-хайдеггеровски, тогда вещь в себе непознаваема вообще для любого познавательного субъекта, то есть в том числе и для Бога. Наконец, существует и третья интерпретация «Критики чистого разума». В соответствии с ней «априорные» структуры, отрезающие нас от мира вещей в себе, присущи только нам, людям. Мы, люди, имеем такую особенную субъективную природу, что мы всегда должны применять формы созерцания, пространство и время, а также категории. Тогда вещи в себе непознаваемы не вообще, но только для нас, людей. Что касается вещей в себе, то здесь можно различить еще несколько интерпретаций позиции Канта. Вещи в себе должны быть или непространственными, невременными и неоформленными категориально, так что их априорное оформление значимо только для человеческих субъектов, или же мы можем утверждать только то, что априорное оформление закрывает нам всякий доступ к вещам в себе, так что мы вообще не можем знать, действительно ли они свободны от пространства, времени и категорий; об этом мы должны просто молчать.

Это кантовское понятие трансценденции с XVIII века лежит тяжелым грузом на европейской философии, и было предпринято немало попыток как-то преодолеть это понятие и связанное с ним разделение вещей в себе и явлений. Сразу же после появления «Критики», то есть еще при жизни Канта, это пытались сделать различными способами немецкие философы-романтики. Как Шеллинг, так и Фихте, Гегель и, наконец, Шопенгауэр, каждый в своей, совершенно отличной от других манере, пытался обрести доступ к вещам в себе. Все хотели как-то просверлить стену, разделяющую нас и действительность, и каждый из них делал это по-своему. Больше того, можно даже сказать, что сам Кант предпринял такую попытку в «Критики практического разума». Позднее, в XIX столетии,